Изменить стиль страницы
  • – У меня есть ты, зачем мне все остальное?

    – А присяга, отечество?

    – Я вернусь туда только в том случае, если ты оставишь меня.

    – Ты так легко отказываешься от Англии и всего, что у тебя там есть?

    – Нечестный вопрос.

    – Конечно!

    – Ты думаешь о тех, кто у меня остался в Лондоне, – о верной жене, детях, любимой команде?

    – Отвечай!

    – Ну так вот, я не женат, родители у меня в Ирландии, в Дублине.

    – Ты меня разочаровал... Ни одного, даже крохотного счастливого развода?

    – Признаюсь, я обвенчан со своим парашютно-десантным полком.

    – А теперь нам придется прыгнуть без парашюта.

    Это я сказала капитану Гарольду в апартаментах отеля «Гранд», погасила его сигарету, встала, не укутавшись в белую простыню, как актрисы в голливудских фильмах. И одеваться я не спешила, это был мой маленький стриптиз наоборот, с одеванием. Я подошла к окну, и капитан Гарольд смотрел на меня с погашенной сигаретой. Я подошла к окну, произнеся по дороге:

    – Прекрасный день для молодого горошка.

    – Пожалуй, – сказал капитан Гарольд.

    – Ничего, – ответила я, – прикури мне сигарету.

    Я немного постояла у окна, раздумывая, куда бы деться, если за капитаном Гарольдом явится полицейский патруль. Потом вернулась в кровать и нежно шепнула ему:

    – У тебя прекрасный карниз, с него ты можешь прекрасно спуститься на тротуар и без парашюта.

    – Зачем?

    – Разве я должна учить парашютиста, что после неправильного прыжка следует подать рапорт?

    – Не собираюсь я ничего подавать.

    – Затянись разок за меня.

    – Почему?

    – Я хочу видеть дым в твоих глазах.

    – Дым в моих глазах? Ты имеешь в виду тот старый американский шлягер?

    – Да, я хочу знать, какие песни ты помнишь, чтобы определить твой возраст.

    – Считай мой возраст со вчерашнего вечера.

    – Боюсь, мы не успеем выпить по два бокала старости, как тебя выгонят из Приштины.

    – Меня не тронут, а даже если и захотят, то не поймают. Давай вставай, идем. Отведи меня куда-нибудь подальше, хотя бы в эту вашу Сербию.

    – Не могу.

    – Хранишь верность Косово?

    – Да.

    – Ты его больше меня любишь?

    – Нет, не в этом дело...

    – А в чем?

    – Мои родители...

    – Я готов предстать перед ними и сказать, что люблю тебя!

    – Моих родителей нет в Приштине.

    – Где они, скажи?

    – Во время бомбардировок албанцы выкрали моих родителей. Я ничего о них не знаю. Потому я и согласилась переводить для тех, из гуманитарной организации «Кер» – надеялась с их помощью найти родителей.

    – Что же ты мне об этом не сказала на лугу? Или сегодня ночью?

    – Если бы я сразу рассказала, пока мы шли в отель, ты бы подумал, что я с тобой только для того, чтобы спасти родителей.

    – Пошли...

    – Нет, ты спустишься с карниза.

    В этот момент послышался вежливый стук. Я подошла к двери, уставилась в маленький глазок. Увидела стучащий палец, – он лез мне прямо в глазок. Вернулась к капитану и, совсем как его солдат, отрапортовала:

    – Капитан, с этого момента твоим парашютом буду я!

    Поцеловала Гарольда, когда он перелезал через подоконник, потом еще раз, когда он гнездился на карнизе. Я спросила:

    – Ты знаешь, куда идешь?

    – Знаю, – ответил он, – иду, чтобы опять найти тебя.

    Я внимательно следила за стуком в дверь и отходом капитана, который, совсем как Джеймс Бонд, спрыгнул с карниза на разрушенную бомбой крышу. По улице – я чуть не рассмеялась! – проехали три грузовика, а на них были укреплены огромные фотографии немецкого генерала Клауса Райнхардта. Подумала, что так культуртрегер майор Шустер знакомит народ с новым командующим КФО-Ра. Я произнесла фамилию Шустера громко, как будто зову его, потому что в апартаментах не оставалось никого, кроме Шустера и все более сильного стука в дверь. Подкрасилась, с улыбкой ожидая прихода руки, стучащей в дверь...

    – Хелло, – произнес сержант Militer Police.

    – Это вы, сержант? Пожалуйста.

    – Извините, что так рано, еще только полдень...

    – Что вы, самое время для виски!

    – Нет, самое время спросить про капитана Гарольда.

    – Окно, – ответила я.

    – Сбежал? – спросил сержант.

    – Карниз... – продолжила я, забавляясь. – Когда?

    – Когда я проснулась, его уже не было.

    – Спокойно ли он спал?

    – Не знаю, я спала в соседней комнате. Когда я несколько минут тому назад зашла сюда, чтобы спросить о планах на сегодняшний день... Вы знаете, я ведь всего лишь переводчица капитана Гарольда Кина...

    – Я заходил в вашу комнату, что рядом с апартаментами Гарольда, простите, – капитана Гарольда...

    – Вы полагаете, я спала здесь?

    – Нет, я всего лишь хотел просить вас передать капитану Гарольду Кину приказание немедленно явиться к генералу Джексону.

    – Вы знаете, я пошутила, когда вам сказала про карниз.

    – Я догадался, – ответил сержант.

    Мы оба все время смеялись над собственными словами. Мне вдруг пришло в голову, что лучше бы этот сержант нарисовался на лугу перед овцами. Он был покрасивее Гарольда, лучше одет и пах хорошим шоколадом.

    – Присаживайтесь, – сказала я.

    – Увы, не имею права, поскольку отныне эти апартаменты принадлежит не капитану, – в дверях ждет мадемуазель Тереза.

    В дверях показалась полная женщина, совсем как имя Тереза, когда его произносят полными губами, – толстое слово, по крайней мере, так мне кажется, в то время как слово «сержант» напоминает мне мост – так и вижу, как по его буквам бегут дети.

    Тереза в дверях – толстое слово – вежливо попросила ключ от «моей» комнаты. Я бросила его в сторону Терезы, совсем как ключи, которые бросил мне Иован, покидая кафану, – ключи, полет которых завершился не в моих руках, а у Рекса. «Что же, – пронеслась у меня мысль, – остается мне кухня Рекса».

    Сержант, играя красивыми глазами, объяснял мне тоном гида:

    – Мадемуазель Тереза, переводчица майора Шустера, займет вашу комнату, в то время как майор Шустер поселится в апартаментах бывшего капитана...

    – Бывшего? – спросила я.

    – Я имею в виду – для вас «бывшего». Полагаю, что он лишился права на переводчицу, а может, и права командовать парашютно-десантным полком.

    – Кажется, вы становитесь «будущим»?

    – Не понял...

    – Я смотрю, вы высказываете мнение, не совсем соответствующее вашему званию.

    – Да, мне повезло, я теперь не сержант в патруле.

    – И стали?

    – Теперь я служу в «Баре Кукри», после Opening Nights.

    – Похоже, вам повезло в танго?

    – Я сделал всего несколько па, и вы исчезли в толпе. Я остался думать над тем, почему это немцы и англичане так не любят друг друга.

    – Это не совсем так.

    – Я имею в виду майора Шустера и капитана Кина.

    – Аллюзия? – вежливо спросила я.

    – Прозрачная, – признался сержант.

    – Я тоже «прозрачна», потому должна определиться.

    – За Англию или за Германию?

    – А может, за Америку?

    – Но я ведь всего лишь сержант.

    – Не поняла. Меня ждет кухня в «Баре Кукри».

    – Нож кукри, – пошутил сержант.

    – Попробую приручить нож кукри – научу его резать репчатый лук.

    – Я должен буду хорошо порезать этот наш разговор...

    – Должны будете представить рапорт немецкому генералу Клаусу Райнхардту?

    – Я пишу нечто совсем иное.

    – В американские газеты? – Нет.

    – Матери или жене? – Нет.

    – Ладно, пошутила – пишете обо мне?

    – Может быть когда-нибудь, когда покину Косово.

    – «Мемуары сержанта»?

    – Хорошее название.

    – Вы выглядите лучше названия, я просто шутила.

    – Красавцы писать не умеют.

    Я прищурила глаз, будто рассматривая его в пятидесятимиллиметровый объектив: диафрагма два и восемь, объектив – второй глаз, не настолько хороший, чтобы быть плохим... Плохим? А может?

    – Не может быть. Вы...

    – Надеюсь, что да.

    – ...писатель?

    – Пытаюсь.

    – Это моя специальность, я на отлично сдала курс всемирной литературы.