— Понятно, что не святой Николай, — усмехнулся Клос, — и не гномы. Если где-то совершается преступление, я всегда подозреваю, что в нем повинен человек.

Я осторожно, через платок, взял ключ и повернул его в замке. Дверь сейфа дрогнула — чувствовалось, что на нее напирает изнутри какая-то тяжесть. Я потянул ручку на себя и услышал короткий истерический крик стоящей прямо за мной Калеты.

Внутри кассы сидел скрюченный кассир Эмиль Зомбек.

Фотограф лихорадочно защелкал затвором аппарата.

На дне кассы я заметил маленький перочинный ножик с обломанным лезвием и три винта. Выкручивая их, кассир сломал тонкое острие ножа!

Мы с сержантом переглянулись. Нам уже стало ясно, что именно здесь произошло. Кто-то запер Зомбека в сейф, и тот, задыхаясь, пытался отвернуть внутреннюю плиту, чтобы достать до ригелей замка и отодвинуть их. Пальцы кассира были изранены, ногти обломаны, на ручке ножа виднелись следы крови.

После острого и пронзительного крика бухгалтерша быстро овладела собой.

— У него же не было никаких врагов, — сказала она. — Ужасно.

Я взглянул на ее покрасневшее, возбужденное лицо.

— А в личной жизни?

Директор пожал плечами.

— Как будто тоже не было, — тихо проговорил он, — Мы ничего не знаем о его личной жизни; похоже, что он ее и не имел. Никого не имел.

— У него были друзья? — спросил Клос. — Чтобы преждевременно умереть, не обязательно иметь врагов. Часто бывает вполне достаточно одного приятеля.

— Ни друзей, ни врагов, — повторила Калета. — Это был человек очень добросовестный, но совершенно незаметный, тихий. Его словно вообще не существовало.

Уже второй раз услышал я сегодня эту фразу. Буквально пару минут назад директор Колаж сказал о Замбеке: «жил так, будто его вообще не было».

Мгновение мы простояли молча. Всех потряс вид сорокалетнего человека, задушенного в сейфе.

— Непонятно, — протянул директор, — никак не могу этого себе объяснить: кто-то убил пана Эмиля и не взял денег. Зачем же тогда убивать?

Он говорил так, поскольку не знал, что крадущие деньги убивают неохотно, только тогда, когда нет иного выхода. И что гораздо больше людей на свете гибнет отнюдь не из-за чьего-то желания разбогатеть.

— А не мог он сам случайно захлопнуться в кассе? — снова подал голос директор.

— Вы думаете, что шутки ради? — спросил я его. — Нет, такие сейфы сами не захлопываются. Кто-то повернул ключ в замке. Прошу вас, — обратился я к бухгалтеру, — директор уже пересчитал деньги.

— Что же будет с зарплатой? — забеспокоилась Калета.

— Заберите все деньги и ведомости. Сумма сходится: пан директор проверял. Вы не можете опаздывать с выдачей.

И прежде, чем я успел сказать сержанту: «Франек, позвони в управление», в моей руке уже была телефонная трубка. Я договорился о перевозке в морг тела кассира и о его вскрытии. Бухгалтер принесла большую квадратную корзину и принялась старательно укладывать в нее деньги. Еще раз взглянула на сейф — он беспокоил ее, притягивал взгляд, действовал, как магнит.

— Значит, он действительно не мог закрыться сам? Правда?

— Вы же слышали, — значительно проговорил охранник Броняк, — что такие сейфы случайно захлопнуться не могут. Пана Эмиля кто-то убил, это совершенно ясно.

Когда все вышли из комнаты, я поручил охраннику дежурить в коридоре. Уходя, пожал ему руку и поблагодарил за бдительность. Эта похвала очень воодушевила Броняка, который был горд своей ролью и очень важничал.

— Теперь, — заявил он, — чем раньше начнется следствие, тем лучше. Все может решить каждый час, даже минута.

— Работали когда-нибудь в милиции?

— Нет. Но читаю много детективных романов. Там иногда можно найти больше правды о жизни, чем в других книгах.

Я улыбнулся. Правда о жизни! Где ее вообще можно найти?

Броняк снял с плеча кавалерийский карабин КВ-28, уселся на стул, заслоняя собой вырез в двери, и оперся руками на ружейный ствол.

Мы с сержантом отправились на квартиру человека, про которого говорилось, что он «жил так, будто вообще не существовал».

— Уж если не везет, то до конца, — буркнул Клос, обгоняя какого-то не отличающегося мужеством водителя «трабанта».

— Что ты там бормочешь?

— Опять возвращаемся без убийцы. Наверное, скоро уже привыкнем к этому.

— Дорогой мой, если бы после каждого преступления мы привозили в отделение убийцу, то милиция была бы не нужна. За нас справлялись бы харцеры.

— Едем на Мокотовскую? Я хотел сказать, что мы возвращаемся даже без надежды найти преступника.

— Если повезет, раскопаем что-нибудь у Зомбека в квартире.

— Как ты думаешь, Павел, — помолчав, спросил сержант, — через сто или двести лет будет еще нужна милиция?

— Если была нужна все эти две тысячи лет, то следующие две, думаю, тоже пригодится. Во всяком случае, наши потомки будут праздновать тысячелетний юбилей польской милиции. Поспорим?

Началось… Сержант впал в транс и сейчас начнет философствовать, у него бывали иногда такие заскоки.

— Что на тебя напало?

— Не нравится мне эта история с кассиром. Я чувствую, что деньги тут ни при чем. Это какое-то более крупное дело, — сказал сержант.

— Грабителя могли спугнуть. Возможно, кто-то шел по коридору или постучал в дверь. Тогда неизвестный перепугался, втолкнул Зомбека в сейф и сбежал, не взяв денег.

— Нет, — поспорил сержант, — Это какое-то крупное Дело.

— Хочешь отказаться?

— Ну, такого в моей биографии еще не бывало. Но это паскудный случай, вот увидишь.

Завод «Протон».

В коридоре второго этажа административного корпуса перед распоротой дверью сидит охранник Габриель Броняк. Он пьет чай из алюминиевой крышки термоса, заслышав приближающиеся шаги, убирает термос на подоконник и берет в руки приставленный к стене карабин. Из-за поворота коридора появляется бухгалтер Ванда Калета. Как это бывает иногда у полных людей, она идет легко, двигается быстро и проворно.

— Пустите, пожалуйста, — говорит она охраннику, — Мне нужно войти.

Броняк кладет карабин поперек колен, преграждая ей путь.

— Нечего сюда ходить, — отвечает он. — Нельзя.

— Я должна взять конверты для зарплаты. Пан Эмиль уже написал на них фамилии и суммы, нужно их забрать.

— Нет, — упирается охранник. — Пан капитан сказал, что нельзя никого впускать.

— Тело пана Эмиля уже увезли, я сама видела.

— Нельзя туда входить, пани Калета. Еще идет следствие, и вы можете что-нибудь испортить.

— Броняк, если вы меня тотчас же не впустите за конвертами, я позову директора. Уж он вам скажет…

— Пана директора я тоже не пущу. Можете звать кого хотите, хоть министра, а не пущу.

— Чтоб вас… — бухгалтер еле сдерживает гнев. — Что я буду делать без этих конвертов?

— Выдавайте без них. Или купите.

— Вот еще новости. Может вы мне подскажете, из какого фонда?

— Как всегда, — отвечает Броняк, — из социального.

Калета открывает рот, но ничего не говорит. Поворачивается и быстро уходит. Броняк снова отставляет карабин, берет термос и откручивает алюминиевую крышку.

Сержант останавливает машину на Мокотовской перед старым запущенным домом. В конце длинного туннеля ворот, с правой стороны, размещается дворницкая. На противоположной стороне двора — флигель, где жил Эмиль Зомбек.

Мы вошли в дворницкую.

Дворник Макух был человеком грубым и брюзгливым. Мы не стали говорить ему, что Эмиля Зомбека нет в живых. Просто спросили, что о нем известно.

— Зомбек вас интересует? — задумался Макух. — А что может хотеть милиция от Зомбека? Самый спокойный и невидный жилец во всем доме.

Снова то же самое: «будто не жил», «словно не существовал», теперь еще «невидный». А однако его все же кто-то заметил и убил.

— У него есть знакомые, кто-нибудь его навещал? — спросил сержант.

— Ничего я не знаю, — ответил дворник. — Много бы знал — до утра бы не дожил. Есть у меня небольшой участочек в пригороде, занимаюсь овощами, знаете ли. Так, чтобы немножко заработать. Малюсенький, — рассмеялся он, — но жить можно.