Меня ему представили:

— Это корреспондент, которого к нам прислали на стройку.

— Очень приятно, — ответил он, пожимая мне руку.

Но тут же, увидев машину, с которой сгружали стальные трубы, бросился к ней.

— Кто вам велел сгружать здесь?! — услышал я его голос. — Смотрите, куда придется таскать их, когда они пойдут в дело. Сколько понадобится лишнего труда и времени! Сгружайте вот здесь. И концами в эту сторону, — удобнее брать будет.

«Ого! — подумал я.- Этот паренек всё предусматривает!»

Тут к нему подошел бригадир, и техник отправился с ним. Поднявшись на леса, он в одном месте стал подпрыгивать. Мне стало смешно: видать, весельчак парнишка… А он опустился на колени и стал к чему-то присматриваться. Я снова услыхал его голос;

— Эге! Да тут доски когда-нибудь оторвутся! Кто-нибудь свернет себе шею. И как этого никто не видит? ..

Так вот для чего он подпрыгивал! Вот тебе и «весельчак»!

Я направился в его сторону. Техник, заметив меня, крикнул сверху:

— Извините, я сейчас!

Но мне не надо было его извинений; хотелось просто понаблюдать за ним со стороны.

— Ничего. Я обожду, — ответил я.

Чем больше я за ним наблюдал, тем больше удивлялся его внимательности и практической смекалке. В одном месте он посоветовал каменщику удобнее расположиться, чтобы работа шла споро, в другом заметил под ногами какой-то обрубок, мешавший рабочим при ходьбе. Одним словом, он знал всё и всё видел. Значит, недаром его так уважали. Непременно надо побеседовать с ним в свободное время.

Когда он, наконец, возвратился ко мне, я спросил:

— Простите, сколько вам лет?

Он рассмеялся:

— Двадцать седьмой пошел.

— Неужели? А я думал, не больше двадцати.

— Это, наверно, потому, что я не женат еще, — пошутил он.

— Мне очень хотелось бы побеседовать с вами в свободную минутку. Если позволите, я зашел бы к вам.

— Что ж, можно, — отвечал он. — Я буду дома в восемь часов. Живу недалеко. — Он взглянул на часы. — Сейчас пора в столовую, пообедать. Хотите, по пути покажу, где живу?

Мы вышли на улицу.

— Мне кажется, я вас где-то видел, — сказал Борис Иваныч, взглянув на меня. — Вы в Мозыре не бывали?

— Не приходилось, — отвечал я.

— А на фронте?

— Тоже не был.

— Значит, показалось.

Мы свернули в узкую улочку. По канавке у тротуара от-куда-то бежала вода. В одном месте получилась запруда, и вода образовала большую лужу. Какой-то мальчонка совсем уже собирался влезть в нее… Мой спутник поднял с земли щепку и разрушил всю плотину. Вода быстро сходила. ..

— Есть очко! — сказал он, бросая щепку.

— Что, что вы сказали? — с удивлением спросил я.

— Это мы когда-то в детстве такую игру придумали, — ответил мне он. — Сделаем что-нибудь такое, и…

— Значит, вы были тэвэтовцем? — перебил его я.

Теперь он даже остановился от удивления.

— А вы откуда знаете?

— Книжку такую читал, — отвечал я.

В эту минуту мы подошли к заново отделанному домику, и Борис Иваныч сказал:

— Вот и моя землянка. В эту дверь, направо. В двадцать ноль-ноль буду вас ждать.

Военная терминология свидетельствовала о том, что Борис Иваныч бывал на войне.

Я свернул влево, а он пошел прямо.

В назначенное время я входил в его «землянку». Это была светлая комната с холостяцкой обстановкой, но не с холостяцким порядком. Всё здесь было на своем месте, и одно дополняло другое. Каждая вещь имела свое определенное место, так что в любую минуту ее легко было взять.

— Сразу видно, что живет здесь бывший тэвэтовец, — заметил я.

— Почему бывший? — словно обиделся Борис Иваныч..- Вожатый наш говорил, что тэвэтовцы никогда не могут быть бывшими, что они до самой смерти остаются настоящими патриотами ТВТ.

— Вы и сейчас считаете себя таким же?

Борис Иваныч суетливо развел руками и покивал головой:

— Ничего не поделаешь. Даже если б и хотел, не мог бы оставить эту привычку. Разница только в том, что очков сейчас не записываю.

Потом серьезно добавил:

— Я рассуждаю так: в социалистическом обществе все люди постепенно становятся «тэвэтовцами». Ну, а если к этому привык еще в детстве, то, безусловно, назад не пойдешь. У меня до сих пор сохранилась книжка «ТВТ».

— Неужели?! -даже привскочил я.

— Дело в том, что я давно уже разыскивал эту книжку, чтобы переиздать ее, но никак не мог отыскать. Фашисты во время войны уничтожили наши библиотеки.

И вот помог счастливый случай! Борис Иваныч немало удивился, что я так заинтересовался этой книгой, достал и подал мне. Книга была так истрепана, что и хранить ее не стоило бы. Я сказал об этом Борису Иванычу.

— Как же мне не беречь ее, — сказал он, — если в ней обо мне самом написано. Видите, даже в заголовке: «… как Цыбук добывал очки».

— Так вы… вы… Цыбук? — еле дыша прошептал я.

— Как видите, — отвечал он, видимо польщенный, что его имя произвело такое сильное впечатление, а потом спросил: — Неужели вы так хорошо знаете и помните эту книгу?

— Знаю… Помню.. . — отвечал я, перелистывая страницы, а сам думал: сказать ли ему сейчас, почему я помню, или немного обождать? Если скажу сейчас, наши отношения сразу изменятся. Лучше порасспрошу его, пока он не знает, кто я такой.

В том, что я его не узнал, ничего удивительного нет: между двенадцатилетним и двадцатисемилетним человеком очень большая разница. Да и ему, конечно, нелегко было узнать человека, которого он видел когда-то в детстве раз или два. Разговаривал я с ним, кажется, только однажды, а все сведения собирал от других.

— Как вы считаете, — наконец спросил я, — правильно ли автор написал о вас?

Он усмехнулся.

— Как вам сказать? В общем — правильно, а в отдельных случаях много неточностей. Вот, например, он пишет, что я был каким-то пассивным, невнимательным, ничем не интересовался. Это автор выдумал или ему кто-нибудь неверно рассказал. Мне кажется, я всегда был таким, как сейчас. Потом автор навыдумывал мне много очков, о которых я и не знал даже, а также всякие слова, которых я не говорил.

— А насчет вашего пристрастия к охоте за очками? Насчет «реестра»?

Цыбук от души рассмеялся:

— Что касается очков, то я действительно гонялся только за ними, и если что-нибудь делал, то только из-за них. И «реестр» тоже мне выдали. Я тогда не знал, что они надо мной подшутили. Но автор добавил в этот реестр добрую сотню очков.

— А вы не обижаетесь на него за то, что он кое-что выдумал?

— Нет. Всё же, когда читаешь книгу, то этот Цыбук кажется симпатичным парнишкой. Что уж мне обижаться? Напротив, я очень благодарен ему.

— А вы встречались с автором, беседовали с ним?

— Разговаривал как-то один раз. Он как будто немного напоминал… — тут он пристально посмотрел на меня, а затем встал. — Простите, быть может… это вы?

— Да, это я…

Дальнейшее уже не интересно читателям. Скажу только, что Цыбук выручил меня, дав сбереженную им книгу. Выходит, я не зря уделил ему столько внимания в ней. Ему за это я подарил несколько экземпляров нового издания.