Я выбрал в лавке все, что могло пригодится в дальнейшей дороге. расплатился чин чинарём, как и положено, по-царски и по справедливости.

Ну, может и словчил на кред-другой. Но только лишь затем, чтобы не терять сноровки. Ну, кто, скажите мне, в нашу эпоху вседозволенности обращает внимание на подобные мелочи?

Сам лавочник, отнюдь не рохля и не простофиля, судя по многочисленным участкам тела замененным на протезы, побывавший в разных переделках, совершенно не знал то ли радоваться ему, то ли стреляться.

Весь ужас старого сквалыги заключался в том, что я оставил в кассе несколько кредов и при этом не спалил лавку и не прихлопнул его самого.

Старый лавочник не понаслышке знал о таком суровом явлении как жизнь и прожив целых тридцать лет в каменных трущобах не был приучен к тому чтобы ему платили за его товар всякие подозрительные типы

Вроде меня.

Он привык к грабежам. То есть к тому, чтобы его грабили. И, если случалось, что его не грабили и не убивали, сие казалось ему противоестественным, потому он нервничал и переживал, справедливо ожидая подвоха и неприятностей еще больших, чем, собственно, сам грабеж и небесной кары.

Для этого лавочника деньги, что я оставил на прилавке, являлись сигналом того, что что-то очень нехорошее замышляется против него. Что-то нехорошее и коварное. О чем, ко всему прочему, красноречиво свидетельствовал весьма и весьма зверский вид Хитрого Лиса, приданный Хитрому Лису загодя гримерами Лиги, настоящими ассами маскировочного дела. Ведь отныне я должен был отрабатывать легенду. А согласно легенде, я – кровавый, беспощадный тип.

Потому я ничем не мог помочь этому славному горожанину, мелкотравчатому торговцу и главе собственного семейства, патриоту города и, если уж судить по тяжёлому, настороженному взгляду, проведшему не один срок за тюремной решеткой?

Я вышел из лавки, оставив в тяжелых раздумьях ее владельца и чувствуя себя, как это ни покажется странным, в чем-то даже немного виноватым перед ним. Зато теперь руку мою слегка оттягивал небольшой, но весьма полезный для всяких делишек чемоданчик.

Я весело насвистывал и чуть ли не печатал шаг, бодро шагая по тщательно отшлифованным тысячами подошв прошедших здесь до меня людей камням мостовой.

Операция началась.

Glava V.

Через какие-нибудь четверть часа с небольшим я приблизился к ограде космопорта.

Конечно же, охрана не дремала. Но я быстро исправил этот недостаток с помощью купленного все в той же лавчонке аэрозольного баллончика с усыпляющим газом, а затем бодро потопал к стальному, ржавому бараку, главной достопримечательности космопорта, прикидываясь для маскировки то перекати-полем, то возвращающимся с ночной пирушки роботом класса "У".

Барак этот, скажу вам, довольно препаршивое, однако, абсолютно нужное и, как я уже говорил, единственное строение на всем необозримом пространстве сей тихой гавани, пристани космических судов.

Некогда металлическое строение было жильем для первых счастливых колонистов.

Теперь, ржавое и неухоженное, он выполняло функции склада. Склада и, пожалуй, еще естественного музея истории колонизации планеты.

Само собой, разумеется, я не отношу себя к разряду невежественных дикарей. Я люблю старину. И считаю, что неплохо разбираюсь во многом.

Поэтому засаду увидел издалека. Метров за десять.

С присущим мне изяществом я вычислил её по выступавшему из-за запыленного угла прыщавому и унылому носу заместителя начальника полицейского участка.

Не хочу никого высмеивать, а себя расхваливать. Я лишь опишу как было.

А дело было так.

Я вытащил угреносоунылого типа из-за его запыленного угла за пышно лопушащиеся уши, очень, кстати сказать, гармонировавшие с парой водянистобесцветных глаз на олигофренической привлекательности лице и врезал хлыщу точно посредине этих самых водянисто-привлекательных глаз. Врезал с силой, которая была прямо пропорциональна моей симпатии к этому типу и моей любви к полиции, как таковой, вообще. Перед тем как отдубасить полицейского я немного заколебался. Но колебался самую малость. Ведь нужно было входить в роль до конца.

Согласен, мои действия выглядели вопиющим нарушением этикета.

Я поступал неразумно и скоропалительно, стукнув стопроцентно казенного человека, выполнявшего к тому же служебный долг, собственно, ради зарплаты - пригоршне-другой мятых казначейных банковских билетов.

Но как бы вы поступили на моем месте, если этот подонок в одной руке держал наступательную осколочную бомбу с большой силой поражения, а в другой - до отказа набитую пулями пушку, и глаза негодяя при этом светились жаждой убийства?

То-то же!

Если посмотреть непредвзято на все обстоятельства дела, я поступил просто неслыханно гуманно лишь только потому, что не засунул бомбу, которой хвастался дурачок, туда, где бомбе и положено быть - в его очень интересное место. Например, в карман.

Как бы там ни было, но после того как я картинно повздыхал, я угостил агрессора дружественным и где-то даже изящным пинком.

И лишь только адресат с шумом и грохотом расписался в получении посылки носом по песку, я быстро сообразил, что мне пока рано радоваться легкой победе, так как ко мне сзади уже заходил второй такой же тип, как две капли воды, своей униформой и настроением похожий на первого.

Этот второй на удивление быстро прокрался ко мне, как я уже говорил, сзади и довольно профессионально ткнул мне в затылок электродубинкой с подведенным напряжением, способным свалить с ног и хоботохвоста с Гуморса.

Не секрет, что я люблю небольшую встряску.

Иногда она мне даже полезна, когда в меру.

Но, если у тебя поджариваются мозги, а кости бренчат, будто их сунули шутки ради в камнедробилку, вряд ли испытаешь чувство умиротворенности и благолепия.

И, тем не менее, я с честью выдержал испытание. Об этом свидетельствовал тот факт, что я даже не сильно разозлился.

Тем не менее, когда подошла моя очередь демонстрировать инициативу, я не жалел костяшек пальцев, когда наносил удар обидчику в челюсть.

А лишь только перед моими просто наглыми от рождения зенками мелькнули подошвы казенных форменных и фирменных ботинок с клеймом (ГУМКП) Главного Управления Марсианской Космической Полиции, я подумал, что, пожалуй, нет надежнейшего аргумента в любом, даже самом запущенном споре, чем кулаки, да старый добрый револьвер.

Конечно, если распорядится всем этим добром с толком и разумением.

Только после того как шалунишка, выронив дубинку и пистолет, а потом и пустив слюни, растянулся рядом со своим дружком и по совместительству - замом, я приметил, что отлупил не кого иного, как Главного директора полиции Теодора Бэтси.

Браво. Дуралей Бэтси вышел на оперативный простор.

Видимо старый пень собственноручно решил заработать гонорар, который сам же и назначил за голову Хитрого Лиса. Весьма похвальное стремление, учитывая то, что гонорар этот - липа. И не Бэтси ли об этом не знать.

Конечно, мне не привыкать выпутываться из разных передряг, в которые я то и дело попадаю. Но эта, похоже, превзошла все предыдущие, я ведь, избил полицейских.

- Приятная компашка. Не думал, что копы в этот безоблачный и весенний денек придут провожать в неблизкий путь старину Лиса, - сказал я, может быть несколько выспренно, но вполне искренне.

К тому же, ведь, нужно было хоть как-то завязать беседу?

По ходу дела я ненавязчиво, но вполне деловито подправил настроение у приунывших было легавых носком ботинка.

Это мой запатентованный способ. И проводится он путем прикладывания ботинка после соответствующего небольшого взмаха к ребрам испытуемых.

Признаюсь вам, ребята, честно и откровенно, если уж мне и не надоедает кого-то мутузить, так это легавых. С ними такой трюк я готов проделывать достаточно часто.

О, вы вправе, конечно, со мной не согласиться. Но, смею вас заверить, что за те броские изменения, что я произвел на хронически напыщенном обличье лиц, помешанных, как известно, на получении взяток, мошенничестве и карьере, я считаю, что вправе получить гонорар в размере десятикратного срока на урановых рудниках Цереры.