Так сложилось, что у меня нет профессиональной квалификации. Моим последним местом работы был бар, где я трудилась сначала официанткой, затем барменом, еще раньше работала инструктором йоги и блэкджек дилером, среди прочего. Из разговоров со Стоттлмайером я знаю, что Монк не всегда был таким странным. Его душевное здоровье подорвалось после того, как несколько лет назад убили его жену.

Поэтому я его понимаю. Когда мой муж Митч, боевой летчик, был убит в Косово, я как-будто спятила на долгое время. Не так, как Монк, разумеется, а нормально спятила.

Может быть, поэтому мы с Монком и общаемся так хорошо. Конечно, временами он раздражает меня, но я знаю, что многие его странности появились от глубокого и непреходящего горя, которое не понять никому, кто не прошел через это. Я отношусь к нему с пониманием, но даже у меня есть предел.

Но давайте вернемся к поиску гостиницы для Монка. Начнем с того, что мы могли выбирать только из четырехзвездочных отелей, ведь четыре — это четное число, а двухзвездочные отели не удовлетворили бы Монка стандартом чистоты номеров. Он бы не пустил свою собаку в двухзвездочную гостиницу — будь у него собака, которой нет и никогда не будет, потому что собаки — это животные, которые облизывают себя и пьют воду из унитаза.

Сначала мы отправились на Юнион Сквер в Белмонт — один из лучших отелей в Сан-Франциско.

Перед тем, как выбрать номер и заселиться, Монк настоял на том, чтобы осмотреть все свободные номера роскошного старого Белмонта. Выбирал он только четные номера, расположенные на четных этажах, разумеется. Все номера были стандартными с одинаковой мебелью и покрытием пола, но Монк умудрялся находить что-нибудь неправильное в каждом из них: один номер был недостаточно симметричен, второй, напротив, слишком симметричен, а третий симметричным не являлся вовсе.

Ванные комнаты в номерах были оклеены дорогими итальянскими обоями с цветами. Но если стыки обоев не располагались слева-направо, если цветы и их стебли не совпадали по линии стыка, Монк объявлял этот номер непригодным для жизни.

В десятом осматриваемом номере менеджер отеля начал с жадностью опустошать маленькие бутылочки водки из мини-бара, и у меня возникло сильное искушение присоединиться к нему. Монк в это время стоя на коленях проверял обои на противоположных стенах ванной и указывал на «критическое несовпадение». Я больше не могла выдержать это, и поступила так, как никогда не поступила бы, не находясь в крайне эмоционально-подавленном состоянии.

Я сказала Монку, что он может пожить у нас с дочерью.

Сказала просто для того, чтобы закончились мои острые мучения, не понимая в момент своей глубокой слабости ужасающих последствий моих слов. До того, как я успела взять свои слова назад, Монк незамедлительно принял мое приглашение, и менеджер отеля едва не расцеловал меня в порыве благодарности.

—Но я не хочу слышать никаких жалоб на обстановку в моем доме, на то, как там грязно, и уж тем более на «критические несовпадения», — сказала я Монку, спускаясь по лестнице в вестибюль.

—Я уверен, что у тебя идеально, — ответил Монк.

—Это как раз то, о чем я говорила. Вы уже начали жаловаться.

Он беспомощно посмотрел на меня.

—Я лишь сказал, что уверен в том, что у тебя идеально. Большинство людей приняло бы мои слова за искренний комплимент.

—Но большинство людей не подразумевают «идеально», когда говорят «идеально».

—Конечно, именно это они и подразумевают, — сказал Монк.

—Нет, они имеют в виду славно, мило или комфортно. Они не ждут идеала, в том смысле, что все будет, ну, идеальным. А Вы ждете.

—Ты должна доверять мне, — покачал головой Монк.

Я уставилась на него с недоумением.

—Вы не захотели остановиться в гостиничном номере только из-за того, что под раковиной не совпал обойный узор?

—А как иначе? — воскликнул он. — Это вопрос безопасности.

—Как это может влиять на безопасность? — спросила я.

—Это показывает их дрянное мастерство. Если они допустили такой промах с обоями, только представь, что они могли наворотить по остальной части строительства! Держу пари, что маленького землетрясения будет достаточно для того, чтобы здание рухнуло.

—Здание рухнет из-за того, что не сошелся узор на обоях?

—Оно должно быть забраковано.

Мы вошли в вестибюль, и Монк остановился как вкопанный.

—Что? — спросила я.

—Мы должны предупредить остальных! — ответил Монк.

—Каких остальных? — не поняла я.

—Постояльцев отеля, — сказал Монк. — Они должны быть проинформированы об этом.

—О том, что узор обоев не сходится?

—Это вопрос безопасности, — повторил Монк. — Я сообщу это им позже.

Я не стала спорить с ним. Откровенно говоря, я была счастлива, что наш визит в отель завершился без спотыкания о мертвое тело. Понимаю, это звучит нелепо, но если ты с Эдрианом Монком, трупы могут появиться в любое время в любом месте. И, как выяснилось позже, это была лишь временная отсрочка.

Монк жил в доме в стиле арт-деко на Пайн, в сумеречной зоне доступности, что покрывала северный край Западного Района с его семьями высшего и среднего класса, и юго-восточный угол Пасифик Хайтс с искусно украшенными старыми викторианскими домами и пышными городскими садами.

Солнечным субботним утром Монк ждал меня на блестящем от недавнего дождя тротуаре, наблюдая, как одетые в униформу няни из Пасифик Хайтс и домохозяйки в костюмах от Джуси Кутюр из Западного Района катают детей в колясках от Пег Перего вверх и вниз по холму Парка Альта Плаза с его уменьшенными копиями гавани, залива и моста Золотые Ворота.

Монк стоял с несчастным выражением лица с двумя большими одинаковыми чемоданами, по одному с каждой стороны от него. На нем было коричневое пальто с четырьмя пуговицами, руки глубоко засунуты в карманы, из-за чего он казался каким-то маленьким.

Было нечто трогательное в его виде, он был похож на грустного, одинокого ребенка, впервые уезжающего в летний лагерь. Мне захотелось обнять его, но, к счастью для нас обоих, это желание быстро прошло.

В выходные припарковаться в этом районе абсолютно невозможно, поэтому я встала вторым рядом перед его домом, который был такой обтекаемой формы, что казался аэродинамичнее, чем моя машина.

Выйдя из машины, я махнула рукой в сторону его чемоданов:

—Вы уезжаете лишь на пару дней, мистер Монк.

—Я знаю, — ответил он. — Поэтому и взял с собой так мало вещей.

Я открыла багажник моего Чероки и попыталась поднять один из чемоданов. И чуть не вывихнула себе плечо.

—Что там у Вас? Золотые слитки?

—Восемь пар ботинок.

—Да Вам этого хватит больше, чем на неделю, если носить по паре в день.

—И то я терплю лишения.

—Там еще что-то есть, — я с трудом запихала чемодан в багажник. — Он слишком тяжелый.

—Там еще четырнадцать пар носков, четырнадцать рубашек, четырнадцать пар брюк, четырнадцать...

—Четырнадцать? — воскликнула я. — Почему четырнадцать?

—Знаю, что играю на грани, но я такой, какой есть. Человек, живущий на краю. Это волнительно. — сказал Монк. — Думаешь, я взял достаточно вещей?

—Более чем, — ответила я.

—Может, стоило взять больше?

—С Вами все будет в порядке.

—А может просто взять две пары...

—Чего?

—Всего. — ответил он.

—А я думала, что Вы человек, живущий на краю, — сказала я.

—А что, если край приблизится?

—Это вряд ли.

—Это ты так думаешь, — сказал Монк. — Если такой день настанет, мы об этом пожалеем.

Я уже жалела. Хоть и не до конца понимала, что значит «пожалеем».

Я жестом показала на второй чемодан.

—Вы собираетесь засунуть его в багажник, мистер Монк, или планируете оставить здесь?

—Ты хочешь, чтобы я положил чемодан в твою машину?

—А Вы хотите, чтобы я сделала это за Вас?

Он сказал:

—Так это твоя машина.