— Что на тебя нашло? — от чувства неловкости появилось раздражение.

Сима отвернулась. Волосы упали на лицо. Достав заколку, она собрала их на затылке. Арман тем временем слез с коня, сорвал несколько цветочков, что прятались под ковылем. Когда он появился перед Симой — улыбающийся во весь рот, с цветами, — она совсем растерялась. А он рассмеялся и протянул к ней обе руки. Сима сама не поняла, как она вынула ногу из стремени, положила ладони на горячие плечи Армана и оказалась в его объятиях.

Осторожные шаги любви… Первый — самый трогательный. Прикосновения рук, будто бы случайные, говорящие взгляды, словно зовущие, близкое дыхание — горячее и волнующее, и первый поцелуй — нежный и мягкий. И вдруг взрыв чувств, понимание обретения родственной души, доверие, страсть и снова осторожность…

— Не бойся, любимая, я не обижу тебя.

Шепот, как ласка, нежность губ у ушка, пульсирующая жилка на шее. И вокруг колышущееся серебристое море.

— Арман, мне кажется, что наша встреча неспроста. Нас будто бы кто-то вел друг к другу.

— Все предопределено в этом мире, случай — это тщательно сплетенные нити судьбы — так моя бабушка говорит. Все, что должно случиться, случится.

Арман сорвал травинку ковыля; нежная, пушистая, словно нить пряжи, она поникла. Арман дунул и ниточка встрепенулась, поднялась, легко коснувшись щеки Симы. Девушка сомкнула веки, ее ноздри чуть приподнялись от глубокого вдоха, но совсем некстати из глубины памяти всплыл туманный образ белого призрака, последний разговор с Хаканом Ногербековичем.

— Твоя бабушка шаманка? — лукаво улыбнувшись, неожиданно спросила Сима.

— Да, — Арман не удивился осведомленности подруги, улегся на спину, запрокинув руки и рассматривая облака в небе, — она шаманка, из древнего рода.

— Как интересно! — Симу вдруг осенило: — Это она сказала, что на Каменной голове есть надписи?

— Она. У Батыр-камня издревле собираются наши старики, это место считается священным. А бабушка, она знает много тайн, у нее особый дар — она умеет разговаривать с духами.

— А ты? Ты умеешь?..

Арман приподнялся на локте, сорвал несколько лиловых цветочков, подал Симе. Вместо ответа, он сам спросил:

— А ты веришь в духов?

Сима задумалась. Что ответить? Верит ли она в духов? И рада бы не верить, но, если тот белый призрак всю жизнь напоминает о себе, что тут думать?

— Не знаю, Арман, — она подняла перед собой лиловые цветы, — вот, смотри, я читала, что дух есть во всем, и в этих цветах. И что? Ты сорвал их, убил, можно сказать… в мертвом теле, даже в цветочном, дух не живет, он уходит. Но мы ничего не видим и не слышим. Это что-то такое, что не поддается объяснению. Цветок есть, духа нет, — Сима разволновалась, — но, скажи, что же думать, если все наоборот — дух есть, а тела нет? И этот дух всю твою жизнь рядом? Куда должен уйти дух, когда оставляет тело? Почему не уходит? Что говорит твоя бабушка?

— Успокойся, любимая, — Арман обнял Симу, — мы вместе спросим. Я отведу тебя к ней, попрошу, чтобы она с тобой поговорила. Только она не знает русского языка, я буду переводить, если ты разрешишь.

Сима разволновалась. На глаза навернулись слезы.

— Спасибо, Арман, — Сима почувствовала себя защищенной, будто высокая стена выросла между ней и ее тревогами, и стена эта — Арман. Арман… странное имя… Сима усмехнулась. Арман заметил.

— Что? Что тебя развеселило?

— Да, подумалось, что имя у тебя странное, и вспомнила свое.

От растерянности на лице Симы не осталось и следа. В глазах играли озорные зайчики, губы расплылись в улыбке.

— А что означает твое имя? — Арман с нежностью провел пальцами по щеке девушки, любуясь сиянием ее сапфировых глаз.

— О! Мое имя означает «нежная, трогательная».

— Так и есть, — он привлек ее к себе.

Поцелуй перевернул реальный мир вверх тормашками. Сима растекалась нежностью в крепких объятиях. В этот миг вся степь превратилась в сказку, и только две души владели ее просторами, как Тенгри и Умай небом.

— А мое имя переводится «мечта», — прошептал Арман Симе на ушко, когда она пальчиками ласково перебирала его кудри.

— Мечта?! Мечта! Ты — моя мечта! Мечта по имени Мечта! Арман, мне так хорошо с тобой!

Каждый день превратился в сказку. По утрам Арман всегда приезжал в лагерь археологов, иногда оставался, и тогда счастью Симы не было предела. Когда же возлюбленный уходил с табуном в степь, Сима замирала, превратившись в ожидание. Солнце не спеша переползало с востока на запад, и когда в его еще ярких лучах появлялся Арман — черноголовый, на вороном коне, похожий на посланника богов, Сима ликовала: «Мечта! Моя мечта!» Сердце купалось в нежности, лицо светилось, а взгляды, встретившись, обволакивали туманом любви.

Этот вечер был таким же счастливым, как все, но какая-то смутная тревога нет-нет да всплывала в душе Симы, но ласки Армана прогоняли ее и девушка, забыв обо всем, снова погружалась в мир любви.

Они долго смотрели в глаза друг другу, целовались, а время летело, как птица, и скоро белоснежные облака зарозовели, как щечки стыдливой барышни, а потом и вовсе стали пунцовыми. Солнце село, а Арман с Симой этого даже не заметили, и опомнились лишь тогда, когда первая звезда засияла в еще светлом небе, а кони, что паслись неподалеку, позвали хозяев громким ржанием.

— Мне влетит от наших, — Сима прикусила губу.

— Ты боишься молвы?

Вопрос насторожил Симу. Арман словно испытывал ее.

— Я волнуюсь за людей, которые ко мне очень хорошо относятся, а они волнуются за меня.

— Но они знают, что я с тобой.

— Потому и волнуются. Пошли. Надо торопиться, темнеет уже, — Сима решительно встала.

Арман свистнул, и Черногривый, подняв голову, заржал и затрусил к хозяину. Пегая кобыла не двинулась с места. Только ее бока подрагивали, и густой серый хвост охаживал их.

— Ишь, какая гордая! — Сима сама подошла к лошади, погладила ее, угостила яблоком и, дождавшись, пока она с хрустом его разжевала, взобралась в седло.

Покрывало ночи все плотнее укутывало степь. В небе одна за другой вспыхивали звезды. И вот над небесной рекой воспарил Лебедь, чуть ниже воссиял Альтаир, словно указывая путь хищнику к добыче. Но вечно лететь Орлу, и никогда он не сможет настигнуть звездного красавца, чьи крылья распластались над миром, как распятие.

— Как красиво, правда? — глаза Симы горели в темноте, как звезды.

— Правда, — Арман любовался ею и боялся продолжить разговор, окончившийся неловкой паузой. Но эта пауза тяготила его. Он чувствовал, как в его сердце все сильнее разгорается огонь любви, и боялся лишним словом испортить то, что так хорошо началось. Пока только началось. — Завтра я пораньше приеду за тобой, хорошо?

Сима молчала. Клубок чувств сплетался в ее сердце, но она чего-то боялась. Боялась и осуждения, и недоброй молвы. Арман прав, да, она не хочет, чтобы о ней думали, как о легкомысленной девушке. Она не Маринка, о которой чего только не говорят и оглядываются вслед, похотливо облизываясь. Но Арман! Как бы она хотела не расставаться с ним сейчас, а так и ехать рядом, всю ночь. Молчать, смотреть на звезды и чувствовать его дыхание…

— Смотри, кажется, мы уже дошли, — Сима заметила впереди огни.

— Нет, это машина. Слышишь, как она шумит?

Сима прислушалась. Да! И она даже знает, что это за машина!

— Это за мной, дядя Боря… говорила же, волнуются наши, ой, как нехорошо! — Сима ударила лошадь стременами по бокам. — Давай, давай, вперед! Арман надо поторопиться!

Дядя Боря заметил всадников только, когда они появились в свете фар. Он затормозил и клубы пыли, поднятые машиной, накрыли ее, словно только того и ждали. Арман придержал лошадей, ухватив за повод и пегую. Дядя Боря вылез из кабинки, матерно ругаясь и на пыль, и на девчонку, из — за которой пришлось ночью ехать по бездорожью.

— Ну, чего встали там? Идите сюда, это чего ж вы творите? Всех на уши подняли!