Глебов ехал повидаться с родителями. Сегодня утром он позвонил по телефону и кто-то на том конце провода предложил ему сесть на пригородный поезд, доехать до Москвы и выйти в условленное место. Что он и сделал. Правда, до самой посадки в машину его наблюдали чекисты. Естественно, без его ведома. Надо было убедиться, что его не контролирует кто-нибудь по заказу немцев. Слава богу, чужого «хвоста» не было, и вот теперь он снова, как тогда в самом начале операции, ехал по Москве в машине с зашторенными окнами. Михаил прикрыл глаза, и сразу вспомнилось: «Вы учились в Кенигсбергском университете… Кто такой Львов вы не знаете… Вам следует выйти на связь и ждать… ждать…» Машина остановилась. Сопровождающий чекист тронул его за руку:

— Приехали, Олег Григорьевич. Значит, еще раз повторяю: ровно в пять машина будет вас ждать на этом самом месте. Прошу не опаздывать. Из квартиры никуда не выходить и никому не звонить. Товарищ Свиридов просил передать, что он очень на вас надеется.

— Я все понял, — кивнул головой Михаил.

— Тогда до встречи.

В прихожей мать сразу уткнулась ему в плечо и заплакала. Отец, как и подобает главе семейства, выждал паузу, потом легонько тронул ее за плечо:

— Ладно, мать, хватит сырость разводить. Видишь же, жив-здоров, держится молодцом.

Мария Власовна, всхлипнув последний раз, оторвалась от сына. Отец шагнул к Михаилу, крепко взял его руку в свою, и они обнялись… но только на несколько секунд, как и положено настоящим мужчинам. Оторвавшись от сына и еще раз восхищенно глянув на него, Николай Филимонович неожиданно засуетился, приглашая всех за стол и наливая рюмки.

После третьей родители подступили с расспросами.

— Слушай, Миша, а кто это звонил, предупреждал нас о твоем приезде? — вопросы матери часто ставили его в тупик. Чекисты просто предупредили, что проинформируют родителей о приезде, и все.

— А он что, не представился… ну, тот, кто звонил?

— Сказал, с работы твоей беспокоят.

— Не знаю, кто-то из отдела кадров, наверное, — на ходу придумал Михаил. Он уже начал сживаться с правилами игры, в которой участвовал, а в некоторых безобидных ситуациях необходимость импровизировать даже развлекала его.

— Миша, а чего Анюта к нам не заходит? — спросила мать. Он ожидал этого вопроса.

— Ее тоже в длительную командировку отправили, — ответил он абсолютно искренне.

— Вы, случаем, не вместе в этой командировке? — лукаво подмигнул отец.

— Нет, она в другое место выехала.

Мария Власовна всплеснула руками:

— Ой, сижу тут с вами, лясы точу, а про пирог-то и забыла, — она проворно выбежала из комнаты. Отец тоже встал, подошел к окну, глянул на улицу.

— Мишок, подойди-ка сюда, — поманил он сына. Тот шагнул к окну, но отец сделал останавливающий жест рукой и большим пальцем показал себе за спину. Михаил, состроив недоуменную гримасу, встал за спину Николая Филимоновича.

— Вон там, видишь, мужик стоит? — отец кивнул за окошко.

— Ну, вижу, — пробормотал окончательно сбитый с толку сын.

— Не тебя ждет?

«А ведь вполне может быть…»

— Так, мало ли мужиков на улице, я-то тут при чем? — Михаилу уже самому стало интересно.

— Не скажи… у меня на них с девятьсот пятого глаз наметанный. Как ты пожаловал, так он аккурат и объявился, — убежденно заявил Глебов-старший.

— Да ерунда все это, батя. Давай лучше еще по маленькой.

— Ну, по маленькой так по маленькой. Я только на минутку в одно место выскочу.

Отец ушел, а Михаил прошелся по комнате. Последний раз он был дома вечером того дня, когда Ольга передала ему документы и инструкции. После обеда к нему буквально ворвался встревоженный Климов и сказал немедленно спускаться в машину. По дороге завез его домой. Пока чекист ждал в машине, Михаил быстро собрал вещи, попрощался с родителями и отбыл в «длительную командировку». Следующие два дня он пробыл на какой-то незнакомой квартире, а на третий день он стал «товарищем Плаховым» и его привезли в тот самый городок, где он продолжил выполнять задание контрразведчиков.

Глебов вернулся на свое место, осмотрелся. «Странно, — сказал он сам себе. — Вроде все то же самое, но что-то неуловимо изменилось. Да нет, — возразил он себе, — в доме твоего детства и юности ничего не изменилось. Просто изменился ты, и смотришь на привычные тебе вещи другими, повзрослевшими глазами. Интересно, повзрослел, значит? — продолжил он полемику со своим alter ego, т. е. «другим я». — Значит, до двадцати пяти лет был ты, Михаил Николаевич, недорослем? Вот и Анюта тебя держала за…»

Вошедший отец помешал ему дать определение себе. Потирая руки, он разлил водочку, а тут и мать с пирогом подошла. Под пирог выпили за удачное завершение командировки Глебова-младшего.

— Миша, деньги-то хоть тебе хорошие платят? — для матери вопрос был не праздный. Завтра на коммунальной кухне ее обязательно спросят, и что Михаил сейчас делает, и сколько получает. А не спросят, так она сама заведет разговор на эту тему.

— Да те же самые, только еще командировочные, — Михаил опять сказал чистую правду. На заводе он числился в командировке в составе группы специалистов из профильного наркомата.

Когда мать пошла ставить чай, мужчины уже расставили шахматы.

— Слушай, Мишок, — заговорщицки прошептал отец, взявшись за коня. — А ты, случаем, не в Испанию собираешься?

Михаил даже охнул от такой пронырливости отца:

— Ну ты даешь! Еще раз объясняю: на секретном заводе монтируем линию, сроки очень жесткие, сам понимаешь. Вот и сидим безвылазно. Как закончим, так и вернусь.

— А я думал, в Испанию налаживаешься и с тобой подготовку проводят по военной части, да и язык ихний опять же, — в голосе Глебова-старшего младшему послышалось некоторое разочарование. «Ничего, батя, подожди, дай срок, узнаешь, в каких секретных делах сын отличится. Но пока рано, да и нельзя об этом говорить».

— Не выдумывай, батя.

— Да я так… опять же тревожно, чую я, нездорово у республиканцев дело идет, — печально заключил Николай Филимонович.

— С чего ты взял?

— Ну так я же газеты внимательно читаю…

«А вот это не надо… не хватало еще, чтобы он кому-нибудь об этом…»

— Ты вот что… ты про эти свои соображения не говори никому.

— Так я же только тебе, — жестом успокоил Михаила отец.

Игра у Михаила не заладилась. На вопрос вернувшейся с чайником матери, чья берет, сын обреченно махнул рукой:

— Совсем что-то я разучился играть, разделал меня папа, как бог черепаху. Все, сдаюсь, — он посмотрел на часы. — Да и пора мне.

— Что ж так быстро-то? — голос матери снова дрогнул.

— Вот управимся с делами, вернусь насовсем. А пока назад ехать надо, сейчас машина придет, — про машину он к месту вспомнил, у матери даже лицо просветлело.

— А ты что, начальник у них, что за тобой машина приходит? — немедленно уточнила Мария Власовна.

— Да какой я начальник. Просто я не один, нас целая группа, вот и собирают по всей Москве.

Стоя на пороге с сумкой, набитой домашней стряпней, Михаил поцеловал мать. Она перекрестила его, стараясь скрыть слезы. Еще раз поцеловав ее, он повернулся к отцу. Тот обнял сына и прошептал на ухо:

— Этот мужик-то все еще там…

Уже в машине Михаила внезапно охватило щемящее чувство жалости к родителям. И времени-то всего ничего прошло, а вот надо же… Выпорхнув волею судьбы из-под их крыла, он как-то сразу возмужал в собственных глазах. Они же ему показались милыми стариками… он впервые назвал их так про себя. Интересно, заметили ли они, как он переменился?

А мать с отцом тем временем стояли у окна. Отец проводил глазами того самого мужчину, на которого он показывал Михаилу, — тот срочно куда-то заторопился, едва сын вышел из дому.

— Вот и повзрослел наш мальчик, — сказал Николай Филимонович притихшей жене. — Видать, время пришло. Ну что ж, в добрый час…

— Дай бог, чтобы все обошлось, — прошептала Мария Власовна.

Глава шестая

Кто-то осторожно потрепал ее по плечу. Пытаясь вырваться из цепких объятий сна, Анюта не сразу открыла глаза, и тому, кто ее будил, пришлось еще раз прикоснуться к плечу девушки.