• Туманова Зоя

    Серебряный лист

    Зоя ТУМАНОВА

    СЕРЕБРЯНЫЙ ЛИСТ

    Все наши не так смотрели вокруг, как в путеводитель: лишь бы чего не пропустить - всемирно известного. И ахали там, где полагалось: "Ах, секвойя гигантская! Ах, фисташка дикая в возрасте тысяча лет!" А вы мне сначала покажите того, кто эту тысячу лет отсчитал.

    Надоело. Взял да и махнул в боковую аллейку, без особого шума. Не лес ведь, не заблужусь.

    Иду, а кругом указатели: иди туда, иди сюда... Я взял и свернул по дорожке, на которой указатель забыли поставить. Густо тут заросло, тень глухая, без пятнышка. Кусты какие-то стоят, в белом цвету, как в снегу, пахнет ничего себе, вроде бы в магазине, где духи продают и разную там губную помаду. А между кустами цепляется проволока колючая. Ого! Чего это они там запроволочили? Все смотри, а тут нельзя! Интересно! И я пошел вдоль проволоки.

    Шел, шел, слышу голос. Задумчивый такой. - Ну, и как же мне вас именовать, безродные вы мои?

    Я совсем тихо пошел. По-индейски, с пятки на носок. И за кустами, за изгородью вижу: открытое место, участочек небольшой. И на нем растения разные, совсем не похожие на все в том саду. Ну, как вам сказать? Вот если б взять да к зеленому шелку пришить заплату из мешковины. Все вокруг - блестит, цветет, в глаза бросается. Не лист, а веер зеленый, не дерево, а целый букет. А тут листики мелкие, все больше серого, мышиного цвета. И колючек много.

    Наверно, за то и земли хорошей пожалели этим травкам. Камней кругом насыпано, как на пляже. В одном месте - прямо горой. И возле этой горы каменной сидит человек, ни на чем сидит, просто на корточках.

    Так на вид ничего себе, мускулатура в норме, вроде молодой, но не очень, парнем не назовешь, и на "дяденьку" еще не потянет.

    А занимался он вот чем: травки в большую лупу разглядывал и сам с собой рассуждал:

    - Эндемичные виды? Безусловно. Значит, никакие определители не помогут... Для удобства скажем так: ты будешь "мохнатус", - он пошевелил пальцами один кустик, с листьями толстыми, как собачье ухо. Тронул другую траву, - она щетинилась в ложбинке между камнями, как бурый ежик. Вскрикнул, видно, укололся. Сказал:

    - Ты будешь "подушка для булавок".

    И еще травку потеребил. Эта была вся белесая и блестела, как рыбья чешуя. И говорит:

    - А ты - "серебряный лист".

    Потом он вытащил из кармана спички. Я подумал: закурит. А он совсем уже непонятную штуку отчудил: зажег и к своему "мохнатусу" потянул огонек. И... я чуть не ахнул! Едва удержался.

    Над растением заплясало бледно-голубое пламя. Как будто газовую горелку зажгли. А листья сами не горели.

    Пламя точно вздохнуло на ветру и погасло. Человек сказал:

    - Эфиронос. Очень приятно. Все вы тут, чем можете, оберегаетесь. И от солнца, и от холода. А вот как вы насчет алкалоидов? Или гликозидов?

    Я уже совсем ничего не понимал и поэтому стало скучно. А странный дядька вдруг взглянул на часы и хлопнул себя по затылку:

    - Ого! Пора идти за Гэлькой!

    Он встал, сладко потянулся, сделал руками "Раз-два!" и зашагал в глубь участка.

    Я ходил и ходил, а наши все не встречались. Оказывается, сад действительно большой. Недаром - всемирно известный.

    А какие тут были местечки, чтобы прятаться! Или играть, например, во вьетнамских партизан - нападать из непроходимых зарослей! Я пожалел, что никого из ребят тут нет. Вообще, одному стало скучно. Хоть бы познакомиться с кем!

    Я даже обрадовался, когда увидел девчонку. Она сидела возле бассейна. Очень интересный был бассейн - как большая лестница, а каждая ее ступенька - каменная яма с водой, и вода тихонечко переливается на следующую ступеньку. В воде росли кувшинки с темными кожаными листьями и еще какие-то водяные растения, а между их стеблей задумчиво плавали золотые рыбки.

    Мне очень захотелось поговорить об этих рыбках, и я сел рядом с девчонкой на каменный барьер. Конечно, если бы тут был кто-нибудь еще, я и не подумал бы с ней заговаривать. Вообще-то я не против девчонок. С Майкой Самохваловой даже дружу. Но этой было всего лет семь или восемь. Она была худая, с тонкими ногами, и голову держала немножко набок. А главное - одета, как стиляга. Сарафан такой расписной, и очки от солнца - узенькие, без оправы. Из-за этих очков она была похожа на стрекозу.

    Когда я сел рядом, девчонка совсем уже свесила голову па плечо и сверкнула на меня своими стрекозьими темно-зелеными стеклышками, как будто ожидала, чего я скажу. Я и сказал:

    - Ты что, заблудилась?

    Она говорит:

    - Нет, я садовая.

    Голос у нее был такой тоненький, но не визгливый, как у других девчонок.

    Я спрашиваю:

    - Что значит - садовая? Разве в саду живут?

    И засмеялся. Она так рассудительно отвечает, будто взрослая:

    - Конечно, живут. Научные работники - тут работают и живут.

    Я еще пуще рассмеялся.

    - Ух ты, какой научный работник!

    А она сморщилась и подергала носом. Ну, в точности, будто кролик. И говорит с такой досадой:

    - Фу, какой бестолковый мальчик. У научных работников тоже бывают дети.

    Я живенько сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Спрашиваю как ни в чем не бывало:

    - А что это за деревья?

    Она даже не запнулась. Посыпала, как трещетка:

    - Это магнолия японская. А напротив - крупноцветная. У нее цветок - вот такой!

    И показала руками - как будто большую тарелку. Важно так, вроде она сама такие цветы делает. Это просто удивительно, чем только девчонки не важничают. Я знал одну - она все гордилась, что коленки часто расшибает.

    Я говорю:

    - А по мне, хоть бы вовсе цветов не было. Что в них проку? Вот бамбук, еще куда ни шло, на удилища годится. Таких вот рыбок ловить, как здесь.

    Девчонка вроде удивилась. Закачала своими стеклышками.

    - Где - здесь?

    - Ну где, в воде.

    Она опустила руку в воду, поплескала пальцами.

    - Тут растет кувшинка розовая. И тростник, и камыш. И еще папирус. А какие же рыбки?

    Я рассердился. Еще бестолковым обозвала меня, а сама? И говорю:

    - По-вашему, по-девчачьи, - золотые. А на самом деле - просто оранжевые. Караси, одним словом.

    Она еще нашла, что спросить:

    - А что такое - оранжевое?

    Я говорю:

    - Вот сейчас предъявлю тебе, и сама увидишь. Плещи-ка водой в мою сторону! Да не так, а как будто гребешь!

    Она послушалась. И что вы думаете, подогнала рыбку, а я ее ухватил! Ладонь под бок корабликом подвел и вытащил с водой вместе.

    - Держи, - говорю, - научная работница!

    Руки у нее маленькие, в двух сразу только рыбку удержать. Выплеснул я карасика ей в ладони, он как затрепыхается, а девчонка как запищит:

    - Ой, ой, она живая!

    Вот смешнячка! Я говорю:

    - А ты что думала - тебе в бассейн соленую запустят?

    Но она так радостно смеялась, и головой мотала, и тряслась над этой рыбехой, - мне и то стало весело. И вдруг над самой головой прогудели басом:

    - Что тут такое?

    Кто, вы думаете? Тот самый непонятный гражданин, что возился с травой на огороженном участке. Нахмуренный. Ну, ясно. Сейчас начнет: "Если каждый будет вылавливать по рыбке..." Будь я один, только бы он меня и видел. А девчонка весело так на него очки выставила, словно и не боится. Я скорее у нее рыбку перехватил и бормочу:

    - Погуляла и ладно, пора домой!

    И булькнул ее в воду. Ругай теперь!

    А человек на меня и не взглянул.

    - Гэля! - говорит хмурым голосом. - Сколько раз тебе повторять: нельзя одной. Ты же знаешь: мама волнуется!

    - Ну и зря, - заявляет девчонка преспокойно. - Я уже эту дорожку наизусть знаю: вот так, и так, и так... А вы все не пускаете!

    Ну, он ее - за руку, и поволок за собой! Далеко уже отошли, вдруг она оборачивается.

    - Мальчик! Спасибо за рыбку!

    Вот чудачка! Как будто я ей подарил карасика.