Глава 1

Тонкие каблуки отстукивали ритм шагов звонко. Слишком звонко. На этот ритм, словно повинуясь какому-то особому зову, поднимали головы от гаджетов или тарелок мужчины. И все они, как один, провожали взглядами женскую фигуру.

А фигура была хороша. И все остальное, что к этой фигуре прилагалось — тоже. Длинные светлые волосы разметались по плечам, широко раскрытые голубые глаза смотрели ровно перед собой, а от свободного шага бесконечно длинных ног в плетении узких ремешков босоножек переливалось атласное платье на тонких лямках, подчеркивая все изгибы изящной фигуры. В ней был вызов. Весь облик девушки словно кричал: «Кто смелый?! Кто решится? Подойди и съешь меня!». И мужчины за столиками забывали про новостные ленты в телефонах и кофе в чашках.

А она проходила мимо столиков к барной стойке, находящейся у дальней стены ресторана. Цель ее визита сюда была именно там.

***

Ксюше было страшно как никогда. Никогда в жизни. А ведь вокруг было, на первый взгляд, совершенно безопасное место. Прекрасно освещенный зал респектабельного ресторана. Что в нем может быть страшного?

Но у нее сердце стучало буквально в горле. И она чувствовала — не только спиной, а всем телом — эти липкие взгляды, которые, кажется, будто нити паутины, цеплялись к ней и заставляли замедляться шаги. И колени уже начинали дрожать. И очень хотелось прикрыться — сложить руки крест-накрест на груди или потянуть вниз подол платья — теперь ей казалось, что оно едва прикрывает задницу. Ксюше казалось, что она голая!

Ксюша никогда в жизни не одевалась так! Но она сама загнала себя в ситуацию, когда выхода другого у нее не осталось. Или она его просто не видела — этот другой выход. И вот теперь она в платье, которое больше походило на ночную сорочку, в босоножках на высоченных тонких шпильках, которые она шнуровала минут пять, и вообще, в таком виде, что не хватает только таблички в руках — с надписью «Лучшие люди эскорта» и расценками — идет под прицелом липких, щупающих, оценивающих мужских взглядов.

Как же страшно-то, а…

И тут Ксюша заметила впереди, у барной стойки, на высоком барном табурете, знакомый силуэт — светлый пиджак, коротко стриженый русоволосый затылок, голубые джинсы.

Тим уже на месте. И Ксюша прибавила шагу. Как же она не споткнулась ни разу на этих шпильках — учитывая, что обувь на каблуках Ксюша носила очень редко. Значит, все делает правильно. Ей сейчас нужен хотя бы какой-то знак, что этот безумный план — действительно правильная вещь. Что этот план сработает.

***

— Тимофей, ты не убрал на кухне.

— Я знаю.

— Сегодня твоя очередь убирать со стола.

— Я помню.

— И все осталось на столе!

— Ксюш, я все уберу, — Тимофей произнес это с легким нажимом. — У меня дедлайн.

— У меня тоже есть работа. Но я же не позволяю себе оставлять на столе свинарник.

Тим вздохнул. Пара тарелок и кружек — вот вообще не свинарник. Это Ксюша в общаге у парней не была. И, слава богу, что не была.

— Ксюш, я все уберу. Сейчас срочное все закончу — и уберу.

Она пробормотала что-то под нос и вышла из комнаты. А Тимофей вернулся к ноутбуку.

Когда он закончил работу и пришел на кухню, там царил идеальный порядок. И радоваться тому, что ему теперь не надо тут убираться, Тимофей не стал. Неисполнение своевременно обязанностей по дому ему еще аукнется. В этом отношении Ксюша была педантом. Она бы еще в отношении супружеских обязанностей была так же педантична. А, кстати. Сегодня же суббота. Его день.

Тимофей сходил в душ и вымылся с особой тщательностью. И так же тщательно выбрился — Ксюша не любила даже намека на щетину на его лице. Слегка сбрызнулся парфюмом — потому что это ее подарок. Должна оценить.

Ксюша еще не спала. В спальне горел ночник, а Ксюша читала что-то в телефоне. И по ее виду Тим сразу понял, что это только у него сегодня суббота. А у Ксюши — нет. Он давно научился читать ее пижамный код. И сейчас на Ксюше была максимально «недавальная» пижама — с длинными рукавами, с какой-то страшной, готического вида девочкой на груди — почти как из «Звонка», и с черными полосатыми штанами. Тимофей эту пижаму Ксюши ненавидел. И если она надела эту пижаму — ему однозначно ничего не светит. Но он все же решил попытаться.

— Спасибо, что убрала за меня, — он отогнул одеяло и лег со своей стороны.

Ксюша фыркнула.

— Ну не оставлять же было все это безобразие.

— Я бы убрал.

Ксюша снова фыркнула, но ничего не ответила. Положила телефон на прикроватную тумбочку и выключила свой ночник. Комната погрузилась в темноту.

— Спокойной ночи. Завтра твоя очередь готовить завтрак.

Вот так. Все предельно ясно. Но Тимофей все же решил предпринять еще одну попытку. Медленно выдохнул. И медленно двинулся по простыне в сторону Ксюши. Положил руку ей на живот, уткнулся лицом в шею, коснулся губами гладкой нежной кожи. Как же она пахнет… Как же хочется, а…

Его руку с живота убрали — не то, чтобы резко — но решительно.

— Ксюш, сегодня же суббота… — выдохнул Тимофей, уже практически смиряясь с неизбежным.

— У меня голова болит.

Как же он ненавидел эту фразу. Вот эту фразу, которая существует в анекдотах, байках, фольклоре и стендапе. А еще — в его жизни!

Ксюша отвернулась. Что Тиму еще оставалось? Он вернулся на свою половину. На свою половину кровати, со своим стояком и своими мыслями.

Голова, взбудораженная внеплановым мозговым штурмом, и член, которому не дали — идеальное комбо для бессонницы. Ксюша рядом с ним — руку протяни, коснешься. Да только толку от этого касания, только нашипит на него. А сейчас она мирно сопела. А Тимофей, натянув одеяло до груди, лежал и думал о том, как он оказался в такой ситуации. Ему двадцать семь, у него очень востребованное образование в области ИТ, высокооплачиваемая работа, уютная просторная квартира, хорошая машина, красавица жена.

Завидуйте, как говорится. Чего еще желать? Самой малости. Самой малости не хватает. Такой вот малости, из-за которой у него, как у старого пердуна, секс по расписанию. Раз в неделю, по субботам. В миссионерской, без изысков. Его красавица Ксюша — натуральная блондинка, голубые глаза, длинные стройные ноги и упругая грудь — отдается ему с видом глубокого одолжения. А он и на это согласен.

Когда-то у них было иначе. Правда, не принципиально иначе — Тимофей не мог вспомнить, чтобы у них было то, что называется крышесносный секс, или чтобы страсть там захватила — так тоже говорят, кажется. Но и так тухло раньше все равно не было.

Как они умудрились скатиться в такую яму? Или это только он скатился в яму, а у Ксюши все хорошо? А ведь Тимофей надеялся, что в браке все изменится. Но только думал, что эти изменения будут ровно противоположного характера. Он надеялся… надеялся…

Ведь не в сексе же дело. Не в нем одном. Секс — лишь следствие. Внешнее проявление. А причина… причина никуда не делась.

Ксюша его не любит. Он ее — да. Все так же, как и тогда. Или еще сильнее. За девять лет человек может очень сильно измениться. И его любовь тоже. Изменилась. Стала другой. Более… глубокой? Более ранящей? Более болезненной?

И почему он тогда думал, что все изменится? Что рано или поздно Ксюша полюбит его — раз согласилась стать его женой? Чем думал, чем думал… Вообще ничем не думал. Нечем было думать. Он тогда был просто охрененно счастлив. Что она все-таки с ним. Что она — его.

И где он в итоге оказался? В жопе. И совсем не в том смысле, в каком можно разнообразить свою сексуальную жизнь.

Рефлексия Тимофею свойственна, этот грех он за собой признавал. А с другой стороны, рефлексия неизбежна, если ты находишься в патовой ситуации. Ты не можешь получить то, что тебе больше всего хочется. Тебе не нравится та ситуация, в которой ты находишься. И ноль идей на тему того, как это все изменить. Что еще остается в такой ситуации? Только рефлексировать.

Этим он и занимался. Рефлексировал и вспоминал.

***

У них в группе из двадцати пяти человек было всего пять девочек. Точнее, четыре девочки и одна Ксюша. Она бы не потерялась даже на какой-нибудь сугубо девочковой специальности — бухучет, например, или филология какая-нибудь. А уж в группе парней-технарей…

Одна из одногруппниц как-то с прямой откровенностью и смехом сказала, что поступила на эту специальность потому, что здесь даже она со своими кривыми ногами парня найдет.

Так оно в итоге вышло. А вот у Ксюши ноги были идеально ровные и длинные. Да и все остальное…

Тим помнил, как запнулся — натурально, запнулся, когда зашел в аудиторию и увидел Ксюшу. Он таких девушек никогда не видел раньше. Одноклассницы у него были обыкновенными. А Ксюша — необыкновенная. Волосы светлые, длинные, распущенные. Он только от вида этих волос о порог запнулся и чуть не упал под хохот других ребят. А она обернулась, и тут Тимофей пропал окончательно. У нее оказались такие необыкновенные глаза… Нет, не голубые, как ожидалось от ее светлой шевелюры. У нее глаза были какого-то такого цвета, который был между. Между серым, светло-карим и светло-зеленым. Это потом, позже, Тим как-то услышал, как Ксюша рассказывала другим девочкам в группе, что у нее глаза-хамелеоны, и они меняют цвет в зависимости от одежды и освещения.

Это и в самом деле было так. Иногда Тиму казалось, что Ксюшины глаза менялись еще и в зависимости от настроения. Если они ближе к карему — то Ксюша в обычном настроении. Если зеленые — хорошего не жди, девушка сердится. А если серые… О, если у Ксюши глаза серые — значит, ей очень хорошо. Но узнал об этом Тим гораздо позже.

А тогда… Хамелеоны они там или нет — но сразили его Ксюшины глаза наповал. Вместе с густой длинной светлой шевелюрой, ногами, как говорится, от ушей и осанкой, как у королевны. Да и не только Тимофея она сразила. Почти вся группа полегла, кроме нескольких самых толстокожих. Или самых умных, которые сразу поняли всю бесперспективность затеи. Большая часть это тоже поняла, но позже.