— А что у вас тут в лесу? Волки и медведи? — не унимался Степа.

— Есть и волки… но главное — с Кондрашом в лесу не повстречаться.

И Михей рассказал жуткую историю, которую ему поведал отец.

Еще до Великой Отечественной войны жил в соседнем хуторе дед Еремей с тремя сыновьями. Когда война началась, он уже старый был, его на фронт не взяли. Он и сыновей не пустил, а в лесу, в землянке спрятал. Когда «фриц» пришел и хутор занял, Еремей с сыновьями полицаями стали. Ходили по округе, фашистские порядки наводили и народ грабили. Вскоре набрали целый сундучок золота и серебра, и все добро в погребе спрятали. А когда фашисты отступили, бывшие полицаи хотели убежать, да не успели. Двух сыновей Еремея сразу в расход пустили, а старика и его младшего сына Кондраша отправили в Сибирь, на двадцать лет. Еремей так и сгинул в тайге, а Кондраш в шестьдесят четвертом году вернулся. Приехал — а на месте старого хутора уже построили современный поселок. Вместо их ветхой хаты — стоит новая «хрущевка». Потом жители видели, что он по ночам вокруг дома бродит, народ стращает, пытаясь свое запрятанное золото отыскать. Хотели его поймать и увезти в «дурку», но он сбежал в лес, и до сих пор там живет. Если вдруг в лесную чащу путник одинокий забредет или грибник из города — он сзади подкрадется, за шею схватит и орет: «Где наше золото?» А после тесаком по горлу — и в речку. Так каждый год в лесу кто-то пропадает…

— Жуть… вздрогнул Яшка. — Почему же его до сих пор не поймают? Давно бы милиция и солдаты весь лес прочесали…

— Лес для него как дом родной. Он там каждый овраг, каждую ложбинку знает… Потому и трудно его поймать в лесу…

Пацаны молчали, глядя на темную воду и жуткий остов старой баржи, торчащий из реки. Даже болтун-завхоз задумался, бросил окурок и притоптал его ботинком.

Нарушил тишину Борис. Он привстал и потянулся:

— Ну все, ребята, пора в лагерь возвращаться…

— А как же он выглядит, тот дед Кондраш? — схватил за плечо Михея напуганный Яшка, когда мы возвращались обратно в лагерь.

— Как выглядит? — задумался Михей. — Да как обычный старик, небольшой, морщинистый, борода седая, кепка…

Когда все разошлись по корпусам, я сообщил пацанам, что ненадолго отлучусь. Подкравшись к корпусу пионервожатых, осторожно заглянул в окно Лениной комнаты, но там никого не было. Я осторожно прошелся по территории лагеря, и обнаружил Лену за спортплощадкой на качелях. Она сидела печальная, сжимая в руке смятый конверт.

Увидев меня, Лена подняла голову и грустно улыбнулась:

— Володя… а пойдем на речку?

— Прямо сейчас?

— Я схожу в корпус, а через полчаса буду ждать тебя за старым медпунктом. Приходи…

Мне никогда не случалось купаться ночью, и я даже не ожидал, что вода в реке окажется довольно приятная и освежающая.

— Лен, а ты будешь купаться? — тихо позвал я.

Она сидела на берегу, обхватив колени.

— Вова, — тихо позвала девушка, — иди ко мне.

Я вылез из воды и подошел к ней.

— Помнишь, я тебе поцелуй обещала?

Как только я присел рядом, она нежно обняла меня за шею, притянула к себе и впилась в мои губы. Мое сердце бешено застучало, мы вместе упали на песок и долго целовались. Ее губы были сладкие, как мед. Лена гладила мягкой ладошкой мои волосы, а я осторожно приподнял ее футболку и поцеловал ее в мягкий бархатистый животик, поднимаясь все выше, к белым упругим полушариям. Лена засмеялась, а затем бережно оттолкнула меня и привстала:

— Володя… давай не будем…

Она провела пальчиком по моим губам, будто запирая их на замок:

— Пойдем, мой хороший, лучше в лагерь, — Лена привстала и накинула мне на плечи большое махровое полотенце…